Фомин ефим моисеевич брестская крепость. Ефим моисеевич фомин

Еврейские глаза, советское воспитание… Комиссар Фомин…Его любимой песней была песня из фильма «Дети капитана Гранта» И когда становилось тяжело на душе, он напевал «Капитан, капитан, улыбнитесь…»… Черноволосый молодой мужчина с немного грустным взглядом — таким мы видим полкового комиссара Фомина на фотографии. Он взял на себя руководство обороны Брестской крепости, и защищал ее до последнего… Ему было всего 32, а солдаты считали его своим отцом… Но предатели были всегда…

Сын кузнеца и швеи из маленького белорусского городка Колышки под Витебском, вырос он сиротой. Оставил родственников, приютивших его после смерти родителей и ушел в детский дом. А дальше, классическая история взросления советского паренька того времени…Работа на сапожной фабрике в Витебске, переезд в Псков, продвижение по комсомольской линии. А затем стал Ефим Фомин командиром Красной Армии.

К началу войны он уже был женат и имел маленького сына Юру. 21 июня Фомин собирался в Латвию, чтобы перевезти семью к себе в Брест. Не успел…К счастью его жены и сына, которые успели эвакуироваться из Латвии.

А Фомину пришлось 22 июня стать боевым комиссаром. Он не был классическим бесстрашным героем. И люди знавшие его, не замечали ничего выдающегося и боевого в его лице. Но он был Человеком, который умел отвечать за свои поступки. И еще, ему были дороги его солдаты…

О Ефиме Фомине рассказывается в очерке об истории Брестской крепости:

«Ему было всего тридцать два года, и он еще многого ждал от жизни. У него была дорогая его сердцу семья, сын, которого он очень любил, и тревога за судьбу близких всегда неотступно жила в его памяти рядом со всеми заботами, горестями и опасностями, что тяжко легли на его плечи с первого дня обороны крепости.

Вскоре после того как начался обстрел, Фомин вместе с Матевосяном сбежал по лестнице в подвал под штабом полка, где к этому времени уже собралось сотни полторы бойцов из штабных и хозяйственных подразделений. Он едва успел выскочить из кабинета, куда попал зажигательный снаряд, и пришел вниз полураздетым, как застала его в постели война, неся под мышкой свое обмундирование. Здесь, в подвале, было много таких же полураздетых людей, и приход Фомина остался незамеченным. Он был так же бледен, как другие, и так же опасливо прислушивался к грохоту близких взрывов, сотрясавших подвал. Он был явно растерян, как и все, и вполголоса расспрашивал Матевосяна, не думает ли он, что это рвутся склады боеприпасов, подожженные диверсантами.Он как бы боялся произнести последнее роковое слово — «война».

Потом он оделся. И как только на нем оказалась комиссарская гимнастерка с четырьмя шпалами на петлицах и он привычным движением затянул поясной ремень, все узнали его. Какое-то движение прошло по подвалу, и десятки пар глаз разом обратились к нему. Он прочел в этих глазах немой вопрос, горячее желание повиноваться и неудержимое стремление к действию. Люди видели в нем представителя партии, комиссара, командира, они верили, что только он сейчас знает, что надо делать. Пусть он был таким же неопытным, необстрелянным воином, как они, таким же смертным человеком, внезапно оказавшимся среди бушующей грозной стихии войны! Эти вопрошающие, требовательные глаза сразу напомнили ему, что он был не просто человеком и не только воином, но и комиссаром. И с этим сознанием последние следы растерянности и нерешительности исчезли с его лица, и обычным спокойным, ровным голосом комиссар отдал свои первые приказания.

С этой минуты и до конца Фомин уже никогда не забывал, что он — комиссар. Если слезы бессильного гнева, отчаяния и жалости к гибнущим товарищам выступали у него на глазах, то это было только в темноте ночи, когда никто не мог видеть его лица. Люди неизменно видели его суровым, но спокойным и глубоко уверенным в успешном исходе этой трудной борьбы. Лишь однажды в разговоре с Матевосяном в минуту краткого затишья вырвалось у Фомина то, что он скрывал ото всех в самой глубине души.

— Все-таки одинокому умирать легче, — вздохнув, тихо сказал он комсоргу. — Легче, когда знаешь, что твоя смерть не будет бедой для других.

Больше он не сказал ничего, и Матевосян в ответ промолчал, понимая, о чем думает комиссар.

Он был комиссаром в самом высоком смысле этого слова, показывая во всем пример смелости, самоотверженности и скромности. Уже вскоре ему пришлось надеть гимнастерку простого бойца: гитлеровские снайперы и диверсанты охотились прежде всего за нашими командирами, и всему командному составу было приказано переодеться. Но и в этой гимнастерке Фомина знали все, — он появлялся в самых опасных мостах и порой сам вел людей в атаки. Он почти не спал, изнывал от голода и жажды, как и его бойцы, но воду и пищу, когда их удавалось достать, получал последним, строго следя, чтобы ему не вздумали оказать какое-нибудь предпочтение перед другими.

Несколько раз разведчики, обыскивавшие убитых гитлеровцев, приносили Фомину найденные в немецких ранцах галеты или булочки. Он отправлял все это в подвалы — детям и женщинам, не оставляя себе ни крошки. Однажды мучимые жаждой бойцы выкопали в подвале, где находились раненые, небольшую ямку-колодец, дававшую около стакана воды в час. Первую порцию этой воды — мутной и грязной — фельдшер Милькевич принес наверх комиссару, предлагая ему напиться.

Был жаркий день, и вторые сутки во рту Фомина не было ни капли влаги. Высохшие губы его растрескались, он тяжело дышал. Но когда Милькевич протянул ему стакан, комиссар строго поднял на него красные, воспаленные бессонницей глаза.

— Унесите раненым! — хрипло сказал он, и это было сказано так, что возражать Милькевич не посмел.

Уже в конце обороны Фомин был ранен в руку при разрыве немецкой гранаты, брошенной в окно. Он спустился в подвал на перевязку. Но когда санитар, около которого столпились несколько раненых бойцов, увидев комиссара, кинулся к нему, Фомин остановил его.

— Сначала их! — коротко приказал он. И, присев на ящик в углу, ждал, пока до него дойдет очередь.

Долгое время участь Фомина оставалась неизвестной. О нем ходили самые разноречивые слухи. Одни говорили, что комиссар убит во время боев в крепости, другие слышали, что он попал в плен. Так или иначе, никто не видел своими глазами ни его гибели, ни его пленения, и все эти версии приходилось брать под вопрос.

Судьба Фомина выяснилась только после того, как удалось найти в Бельском районе Калининской области бывшего сержанта 84-го стрелкового полка, а ныне директора средней школы, Александра Сергеевича Ребзуева.

Сержант Ребзуев 29 и 30 июня оказался вместе с полковым комиссаром в одном из помещений казармы, когда гитлеровские диверсанты подорвали взрывчаткой эту часть здания. Бойцы и командиры, находившиеся здесь, в большинстве своем были уничтожены этим взрывом, засыпаны и задавлены обломками стен, а тех, кто еще остался жив, автоматчики вытащили полуживыми из-под развалин и взяли в плен. Среди них были комиссар Фомин и сержант Ребзуев.

Пленных привели в чувство и под сильным конвоем погнали к Холмским воротам. Там их встретил гитлеровский офицер, хорошо говоривший по-русски,который приказал автоматчикам тщательно обыскать каждого из них.

Все документы советских командиров были давно уничтожены по приказу Фомина. Сам комиссар был одет в простую солдатскую стеганку и гимнастерку без знаков различия. Исхудалый, обросший бородой, в изодранной одежде, он ничем не отличался от других пленных, и бойцы надеялись, что им удастся скрыть от врагов, кем был этот человек, и спасти жизнь своему комиссару.

Но среди пленников оказался предатель, который не перебежал раньше к врагу, видимо, только потому, что боялся получить пулю в спину от советских бойцов. Теперь наступил его час, и он решил выслужиться перед гитлеровцами.

Льстиво улыбаясь, он выступил из шеренги пленных и обратился к офицеру.

— Господин офицер, вот этот человек — не солдат, — вкрадчиво сказал он, указывая на Фомина. — Это комиссар, большой комиссар. Он велел нам драться до конца и не сдаваться в плен.

Офицер отдал короткое приказание, и автоматчики вытолкнули Фомина из шеренги. Улыбка сползла с лица предателя — воспаленные, запавшие глаза пленных смотрели на него с немой угрозой. Один из немецких солдат подтолкнул его прикладом, и, сразу стушевавшись, предатель снова стал в шеренгу.

Несколько автоматчиков по приказу офицера окружили комиссара кольцом и повели его через Холмские ворота на берег Мухавца. Минуту спустя оттуда донеслись очереди автоматов.

В это время недалеко от ворот на берегу Мухавца находилась еще одна группа пленных — советских бойцов. Среди них были и бойцы 84-го полка, сразу узнавшие своего комиссара. Они видели, как автоматчики поставили Фомина у крепостной стены, как комиссар вскинул руку, что-то крикнул, но голос его тотчас же был заглушен выстрелами.

Остальных пленных спустя полчаса под конвоем вывели из крепости. Уже в сумерки их пригнали к небольшому каменному сараю на берегу Буга и здесь заперли на ночь. А когда на следующее утро конвоиры открыли двери и раздалась команда выходить, немецкая охрана недосчиталась одного из пленных.

В темном углу сарая на соломе валялся труп человека, который накануне предал комиссара Фомина. Он лежал, закинув назад голову, страшно выпучивостекленевшие глаза, и на горле его были ясно видны синие отпечатки пальцев.Это была расплата за предательство.»

Организатору и руководителю легендарной обороны Брестской крепости было всего тридцать два… И было ему страшно, как всем. Но иначе он не мог… И я рада была узнать, что предатель получил сразу по заслугам… Хотя не вернешь этим большого и светлого человека с чуть грустной улыбкой, который поддерживал себя песней «Капитан, капитан, улыбнитесь…»

Ефим Моисеевич Фомин посмертно награжден орденом Ленина. А главную награду получил его сын Юрий Фомин

киевлянин, кандидат исторических наук, узнав подробности гибели отца:

В 1951 году, будучи студентом, я поехал в Брест с надеждой узнать что-либо об отце. В военкомате мне показали окружную газету “Во славу Родины” с материалами об обнаруженных в развалинах крепости останках 34 советских воинов, их оружии и вещах. В командирской сумке был найден частично сохранившийся приказ по крепости от 24 июня 1941 года, где в числе руководителей обороны был назван полковой комиссар Фомин.
Из редакции названной газеты мне сообщили адрес одного из защитников Брестской крепости, бывшего писаря штаба 84 стрелкового полка А.М. Филя, проживавшего в Якутии. Я послал ему письмо и в январе 1952 года получил ответ. А.М. Филь рассказал, что сражался в крепости под командованием комиссара Фомина, ему известно, что контуженый комиссар с несколькими бойцами был схвачен фашистами и казнен.»

№70. Письмо рядового писаря штаба 84 сп Александра Митрофановича Филя Юрию Ефимовичу Фомину — сыну Ефима Моисеевича Фомина.

Тов. Фомин Ю.Е.

Если Вы сын Ефима Моисеевича Фомина, прошу Вас перед чтением письма моего, встаньте. Пусть светлой памятью в Вашем сыновнем сердце встанет образ честного воина, мужественного защитника земли русской, героя Отечественной войны с черными силами врага, бесстрашного руководителя героической обороны крепости Брест-Литовск в июне 1941 г….

Полкового комиссара Фомина Ефима Моисеевича я знаю по службе в 84 сп, 6 с.к.д. Когда он прибыл к нам, я уже служил при штабе части. Ниже среднего роста, плотный, свежевыбритый, румяный, он с первых дней своим вниманием к каждой мелочи, к самому незначительному недостатку, своей отзывчивостью и простотой приобрел доброе имя красноармейской среды - «отец». К его помощи, без робости в сердце, прибегали все члены большого коллектива. Ефим Моисеевич был всегда среди бойцов. Я не помню такого дня или вечера, когда бы он не побывал в подразделениях в свободное время от занятия. Я не помню такого случая, чтобы комиссар не удовлетворил просьбу обратившегося. Строгость и доброта, требовательность и практическая помощь - были его повседневным распорядком воспитания личного состава части. До позднего часа (до отбоя) комиссар Фомин - «отец» - переходил из расположения своего подразделения в другое, беседовал на различные темы личной жизни, военной, интересовался запросами, желаниями бойцов, рассказывал истории былых походов Красной Армии, разъяснял политику врагов, призывал к учебе, бдительности и верности присяге. Иногда в тесном кругу собравшихся бойцов вел беседы, как говорят, «задушевные» на различные интимные темы, веселил и шутил. Очень часто бывал в расположении штабных работников, которые жили на одном с ним этаже, по одному с ним коридору. Когда в беседах о родных бойцы-штабисты (в том числе и я) вспоминали о детях и женах, комиссар Фомин (как сейчас помню), сидя на койке, потупил взор, по тотчас, улыбнувшись, поддержал разговор рассказом о своей семье, которая находилась в Латвийской ССР. Если это Вы - его сын, то он очень много рассказывал о Вас. Тогда он говорил о сынишке забавном, хорошем, которого он очень любил.

До последнего дня перед войной он жил в крепости, в своем кабинете, на втором этаже. Если Вы были там, в крепости, то должны припомнить…

21. VI.41 г. по приказу командования Зап. ОВО части 6 и 42 сд были выведены на полигон, для учений на рассвете 22.VI.41 г. в отборном составе. Командир части майор Дородных выехал с батальонами в 22.30 из крепости. Комиссар Фомин Е.М. отправился на вокзал для поездки за семьей. В связи с выездом на учения зав. делопроизводством техн. инт. 2-го ранга Невзорова П., я остался по приказу командования исполнять должность зав. делопроизводством. В этот вечер, тихий и теплый, в крепости демонстрировались кинофильмы «4-й перископ», «Цирк», «Руслан и Людмила» и др. В здании гарнизонного клуба (у развалин Белого дворца войска польского), где демонстрировался кинофильм «4-й перископ», перед началом сеанса комиссар Фомин провел короткую беседу о содержании фильма, указав на подлые происки врагов социалистической Родины, после чего в окружении бойцов стоял возле клуба, как бы продолжая начатую беседу перед зрителями. Уходя от клуба, комиссар простился с бойцами, заявив, что он бы продолжил беседу, но служебный долг требует от него отъезда на короткое время. Миром и счастьем веяло в этот чудесный вечер. Крепость отдыхала.

Примерно в 1.00 комиссар Фомин вернулся с вокзала. Это было уже начало рокового 22.VI.41 г. Состав штабных работников еще не спал, и он зашел узнать, почему это так. Мы занимались кто чем. Я в тот вечер писал письмо домой и так не закончил, оставил до утра, многие читали книги. На наш вопрос, почему не уехали, комиссар Фомин ответил: «Небольшая странность, даже неожиданность, билеты все проданы». Потом немного пошутил и ушел спать. Мы тоже легли.

На рассвете в 4.00 первый разорвавшийся снаряд попал в маленький дом против госпитальных ворот, а затем… началась война.

В трудные минуты сражений, в кульминационные пункты атак Ваш отец всегда находил слова для сердца русского, советского воина. Как сыну, Вам хочу сказать немного больше обычного рассказа. Ваш отец очень любил человеческую простую жизнь. Он очень любил бойцов, наших советских, и от всего сердца, всеми фибрами души презирал врагов и паникеров. Он страшно ненавидел фрицев и Гансов. Когда ему докладывали о павших бойцах, у него из мужественных глаз полились слезы. Он много раз, применяя все виды тактической хитрости, организовывал прорыв и выход из крепости под своим руководством, но… было невозможно. Наша небольшая группа, почти безоружная, была окружена частями (как я узнал из корреспонденции в 1950 г.) 12-го арм. корпуса врага.

28. VI.41 г. был самым решающим днем и самым страшным днем войны. Немцы бросили на крепость все, что они только могли бросить. В этот день мы находились у того же подъезда, в том же здании, где и писали первый приказ. Я был ранен и находился в обороне у одного из окон здания. Взрывом был обвален потолок здания и меня придавило обвалом, когда я стал помнить себя, то был уже в окружении немцев среди других боевых друзей крепости. Ваш отец, полковой комиссар Фомин Е.М., тогда еще был с капитаном Зубачевым в другом отделении здания. По рассказам очевидцев, комиссар Фомин был без сознания, когда немцы ворвались в занимаемое нами здание. В этот день постигла участь, которая на всю жизнь оставшимся в живых легла черной печатью или лишившая жизнь.

Ваш отец, полковой комиссар Фомин Ефим Моисеевич был первым организатором обороны крепости и до последних минут борьбы верил сам и внушал бойцам победу советского оружия над фашизмом. В последние минуты боя он был в простой красноармейской фуфайке, в гимнастерке со знаками отличия и с пистолетом «ТТ», когда пробегал по линии обороны мимо меня и других боевых товарищей, воодушевляя стоять насмерть. Лицо его тогда уже было бледное. В этот момент я видел его в последний раз, затем последовало то, о чем я писал выше (взрывом он был оглушен и контужен, но скоро пришел в память).

Обычай фашистских извергов снимать головные уборы и сортировать по волосам, стриженных в одну сторону, и с волосами - в другую. Из последующих рассказов в лагере точно было установлено, что полковой отец - Фомин Е.М. был расстрелян фашистами у первого форта по пути через деревянный мост от крепости к гор. Тирасполю. Там был своего рода «сборный пункт», и подлая часть, самая малая из числа проходивших 45-дневный сбор «западников», которые еще 22. VI выбрасывали белые простыни в окна, но были частью уничтожены, из рассказов очевидцев, указала на Вашего отца и его звание. Я точно не могу припомнить, но, может быть, это поможет Вам…

Вечной и светлой памятью будет это, политое чистой кровью верного сына партии и советского народа, место.

Для того чтобы немножко представить Вам, насколько был мужественен Ваш отец, скажу несколько слов второстепенного порядка. С 21.VI вечера до последнего дня обороны бойцы свели по одной «жмени» (так мы говорили тогда) сырого зеленого гороха. Вашему отцу досталась тоже порция, но он отдал ее раненым. Ефиму Моисеевичу разведчики приносили и другие «подарки» (хлеб, булочки), хотя это было в граммах, но он ни разу не съел, а отдавал со словами: «Вы - наша сила, товарищи бойцы, без Вас я не смогу защищать крепость, поэтому делитесь сами и кушайте, будет, обязательно настанет день, когда мы соберемся за круглый большой стол, покушаем и выпьем». У нас не было и воды; пили то, что выпустит товарищ. Так было.

Еще раз прошу извинить, что мало и плохо написал. Вы должны понять меня, что воспоминания пережитого очень… волнует меня, и, несмотря на прошедшие 10 лет, все встает перед глазами волнующее, страшное.

19. VII.52

В 1950 году под развалинами около Брестской крепости были обнаружены остатки документов, свидетельствующие об ожесточенных боях в первые месяцы войны. Прежде существовало мнение, что немцам военные действия в июне-июле 1941-го дались без особых потерь. Однако обнаруженные бумаги говорили обратное. Солдаты и офицеры Красной армии бились до последней капли крови. Среди них был Фомин Ефим Моисеевич — полковой комиссар, упомянутый в найденном документе. Его имя до 1950 года было мало кому известно.

22 июня

Прежде чем изложить биографию Ефима Моисеевича Фомина, нужно вспомнить о трагических событиях, произошедших в 1945 году. Ведь имя этого человека неразрывно связано с точнее, с захватом немцами старинной цитадели.

Ранним утром, в четыре часа, над тихим и удивительно невоенным гарнизоном, расположенным в живописной местности, появились новые, доселе невиданные звезды. Они усеяли горизонт, а их возникновение сопровождалось странным рокотом, который, впрочем, не мог услышать ни Ефим Моисеевич Фомин, ни другие офицеры. Гарнизон спал. Его пробуждение наступило лишь тогда, когда предрассветная мгла озарилась яростными вспышками взрывов и поднялся чудовищный грохот, сотрясающий землю в радиусе нескольких километров. Тысячи немецких минометов открыли огонь по пограничной полосе. Так началась война.

Разрушенная крепость

Германской армии не удалось осуществить план Барбаросса, но первые месяцы войны для неё были удачными. О том, что происходило в конце июня в Брестской крепости, рассказать не мог никто. Свидетелями кровопролитных боёв были безмолвные камни. Но свершилось чудо, и они заговорили. В 1944 году Брест был освобождён. Тогда на стенах разрушенной крепости обнаружили надписи, сделанные советскими солдатами и офицерами в первые дни войны. Одна из них гласит: "Умираю, но не сдаюсь". Некоторые надписи были подписаны солдатами.

Последние свидетели

Имя Фомина Ефима Моисеевича на стенах Брестской крепости не обнаружено. О его подвиге свидетельствует вышеупомянутый документ, а также те немногие свидетели и участники сражений, которые, к счастью, остались живы. Некоторые из них попали в плен, после окончания войны были отправлены в лагеря. Таковой была участь всех советских солдат, оказавшихся в оккупации. Перенести сперва немецкий концентрационный лагерь, а затем и отечественный, удалось единицам. Но те, что выжили, рассказали в боях за Брестскую крепость, в том числе и об обороне цитадели на участке вблизи Холмских ворот, которую возглавил Ефим Моисеевич Фомин.

Бои в первые дни войны

Вернемся к событию 21 июня. Внезапный грохот канонады, снаряды, бомбы. Люди, проснувшиеся от взрывов, в панике... Ефим Моисеевич Фомин принимает на себя командование подразделением. Он находится в центральной крепости, мгновенно собирает бойцов, и поручает одному из них возглавить контратаку. Таким образом, советские солдаты уничтожают автоматчиков, прорвавшихся в самый центр в цитадели. А дальше следуют бои, которые продолжаются, согласно многим историческим источникам, до конца июля. Ефим Моисеевич Фомин был активным участником обороны Брестской крепости в первые четыре дня войны.

Легенды о цитадели

О том, как советские солдаты защищали цитадель, стало известно лишь в конце войны. Затем тех, что выжили, упекли в лагеря. И лишь в 1954 году началась реабилитация. О Брестской крепости заговорили. Возникло немало легенд и мифов.

Как удалось бойцам так долго продержаться? Вероятно, всё дело в мощной каменной крепости? Или в превосходном вооружении? Или, быть может, в подготовке военных кадров? Брестскую крепость действительно обороняли профессионалы военного дела. Только, к сожалению, их было совсем немного, потому как основная часть находилась на учениях. Что касается крепости, то да, эта внушительная цитадель была способна предотвратить нападения неприятеля... в 18-19 веках. В двадцатом столетии, да при современной немецкой авиации, мощные стены крепости утратили всякий смысл.

Оборона крепости держалась исключительно на невероятном патриотизме, отваге советских солдат, таких как комиссар Ефим Моисеевич Фомин. С 21 по 22 июня в расположении был всего один батальон и несколько подразделений. Три лейтенанта жили в общежитии, здесь же находился и Фомин. Накануне он получил отпуск, во время которого планировал привезти в Брест семью, находившуюся в Латвии. Но покинуть крепость ему было не суждено. За несколько часов до начала войны он отправился на вокзал. Билетов не было. Пришлось вернуться.

Один из снарядов попал в кабинет с комиссаром. Фомин едва не задохнулся от едкого дыма, но ему всё-таки удалось выбраться из помещения. Благодаря опытному командованию, бойцы в течение нескольких часов заняли оборону. Жен, детей командиров отправили в подвальные помещения. Фомин обратился к бойцам, призывая вспомнить о долге и не поддаваться панике. Пулеметчики заняли позиции на втором этаже у окон.

У Холмских ворот

Фомин и его бойцы заняли позицию недалеко от Холмских ворот. Здесь был расположен мост, по которому немцы предприняли множество попыток добраться до центра крепости. Достигнуть ворот врагу не удавалось в течение нескольких дней. Боеприпасы, количество которых отнюдь не соответствовало военному времени, расходовали весьма экономно. Однажды один из бойцов сказал, что последний патрон нужно оставить для себя. Комиссар Ефим Моисеевич Фомин возразил, заявив, что и его следует отправлять к врагу. А погибнуть можно и в рукопашном бою.

Но в рукопашному бою погибнуть Фомину не удалось. 26 июня советское командование противники всё-таки взяли в плен. Полуживой комиссар попал в руки фашистов и вскоре был расстрелян.

Портрет комиссара

Звание Героя Советского Союза Ефим Моисеевич Фомин не получил. Но в 1957 году он посмертно был награжден орденом Ленина. О том, каким был этот человек, известно благодаря воспоминаниям немногих его сослуживцев.

В Брестской крепости он оказался за три месяца до начала войны. Но уже за этот короткий срок успел завоевать авторитет среди офицеров и солдат. Фомин умел слушать, был человеком понимающим и отзывчивым. Возможно, эти качества он приобрёл благодаря непростой судьбе. Согласно воспоминаниям сослуживцев, он был невысок ростом, черноволос, с умными, немного грустными глазами.

Краткая биография

В шесть лет будущий комиссара осиротел. В 1922 году был отправлен в детский дом, расположенный в Витебске. В нужде зрелость наступает очень рано. К 15 годам Ефим уже окончил школу второй ступени, стал вполне самостоятельным человеком. Некоторое время он проработал на витебской сапожной фабрике, затем переехал в город Псков.

Кочевая жизнь военного началась в 1932 году. Фомин побывал в Пскове, Крыму, Латвии, Москве. С женой и сыном он виделся редко. Его недолгая жизнь прошла в поездках. Военная карьера сложилась удачно, но незадолго до войны был он отправлен в Бресте по несправедливому обвинению. Фото Фомина Ефима Моисеевича до наших дней сохранилось немного. Одно из них можно видеть в этой статье.

Герой сегодняшней статьи не был бесстрашным, опытным воином. Он много лет носил военную гимнастерку, но в бою ему довелось побывать лишь в последние дни своей жизни. Утро 22 июня стало для комиссара Ефима Фомина боевым крещением.

О героях Брестской крепости написано много книг и создано не меньше фильмов. Образ Ефима Фомина воплощали талантливые актеры на театральной сцене и в кино. В 2010 году на экраны вышла кинолента "Брестская крепость", где комиссара сыграл

Колышки, Витебский уезд, Витебская губерния, ныне Лиозненский район, Витебская область

Брестская крепость

полковой комиссар

84-й стрелковый полк

Великая Отечественная война,
* Оборона Брестской крепости

Ефи́м Моисе́евич Фоми́н (15.1.1909, Колышки Лиозненского уезда Витебской губернии - 30.6.1941, Брест) - советский офицер, полковой комиссар, заместитель командира 84-го стрелкового полка 6-й Орловской Краснознаменной дивизии. Один из руководителей обороны Брестской крепости в июне 1941 года.

• 1 Биография
• 2 Посмертная реабилитация
• 3 кинематографе
• 4 Примечания
• 5 Ссылки

Биография

Родился в местечке Колышки Витебского уезда (ныне деревня Колышки Лиозненского района) в бедной еврейской семье (отец - кузнец, мать - швея). После смерти родителей воспитывался тёткой, потом дядей.

• 1921 - Ученик парикмахера, затем сапожника в Витебске.
• 1922 - Принят воспитанником в Витебский детский дом.
• 1924 - Принят в комсомол.
• 1927-1929 - Псковская окружная коммунистическая партийно-советская школа II ступени.
• 1929 - Коломенская совпартшкола. По окончании работал инструктором Коломенского райкома партии.
• 1930 - Вступил в ряды ВКП(б).
• 1932 - По партийной мобилизации направлен на партийно-политическую работу в РККА. Секретарь комсомольской организации зенитного полка, политрук роты, инструктор политотдела стрелковой дивизии, военный комиссар стрелкового полка.
• 1938 - Окончил курсы при политуправлении Харьковского военного округа. За отличную учёбу и активную общественную работу получил благодарность от командования, а от политуправления - именные часы с надписью «За особые успехи в овладении большевизмом».
• Август 1938 - Военный комиссар 23-й Харьковской ордена Ленина Краснознаменной стрелковой дивизии.
• Сентябрь 1939 - составе дивизии участвовал в походе в Западную Украину.
• Лето 1940 - составе дивизии вступил на территорию Латвии, находился в Даугавпилсе.
• Март 1941 - По незаслуженному обвинению переведён в Брест на должность заместителя командира 84-го стрелкового полка 6-й Орловской Краснознаменной стрелковой дивизии.
• 22 июня 1941 - Возглавил оборону Брестской крепости в кольцевой казарме на участке у Холмских ворот.
• 24 июня 1941 - Заместитель командира штаба обороны крепости.
• 30 июня 1941 - плену выдан предателем и расстрелян у Холмских ворот крепости, по версии Р. Алиева - в плен попал 26 июня, в тот же день расстрелян юго-восточнее Тересполя.

Посмертная реабилитация

• 3 января 1957 - Указом Президиума Верховного Совета СССР посмертно награждён орденом Ленина.
• 8 мая 1991 - По ходатайству ветеранов 23-й дивизии Министр обороны СССР отменил пункт приказа 1941 года о применении к Е. М. Фомину незаслуженного взыскания и восстановил его в должности заместителя командира дивизии.

В кинематографе

• В фильме «Брестская крепость» (2010) роль Ефима Фомина исполнил Павел Деревянко.
• В фильме «Битва за Москву» (1985) роль Ефима Фомина исполнил Эммануил Виторган.

Примечания

1. Воспоминания Юрия Фомина
2. Светлана Гладыш. Бессмертный гарнизон сражается.
3. Р. Алиев. Штурм Брестской крепости. - М.: Яуза; Эксмо, 2008.

Ссылки

• Ю. Фомин. Победа будет за нами.
• Приказ об исключении из списков 24.12.1942
• Информация из донесения о безвозвратных потерях 20.04.1945

Невысокий, уже начинающий полнеть тридцатидвухлетний черноволосый

человек с умными и немного грустными глазами - таким остался полковой

комиссар Фомин в памяти тех, кто его знал.

Как музыкант немыслим без острого слуха, как невозможен художник без

особого тонкого восприятия красок, так нельзя быть партийным, политическим

работником без пристального, дружеского и душевного интереса к людям, к их

мыслям и чувствам, к их мечтам и желаниям. Этим качеством в полной мере

обладал Фомин. И люди сразу чувствовали это. Уже в том, как он умел слушать

людей - терпеливо, не перебивая, внимательно вглядываясь в лицо собеседника

близоруко прищуренными глазами, - во всем этом ощущалось глубокое понимание

нужды человека, живое и деятельное сочувствие, искреннее желание помочь. И

хотя Фомин всего за три месяца до войны попал сюда, в крепость, бойцы 84-го

полка уже знали, что в его маленький кабинет в штабе можно принести любую

свою беду, печаль или сомнение и комиссар всегда поможет, посоветует,

объяснит.

Недаром говорят, что своя трудная жизнь помогает понять трудности

других и человек, сам много перенесший, становится отзывчивей к людскому

горю. Нелегкий жизненный путь Ефима Моисеевича Фомина, без сомнения, научил

его многому, и прежде всего знанию и пониманию людей.

Сын кузнеца и работницы-швеи из маленького городка на Витебщине, в

Белоруссии, он уже шести лет остался круглым сиротой и воспитывался у дяди.

Это была тяжелая жизнь бедного родственника в бедной семье. И в 1922 году

тринадцатилетний Ефим уходит от родных в Витебский детский дом.

В беде и нужде зрелость наступает рано. Пятнадцати лет, окончив школу

первой ступени и став комсомольцем, Фомин уже чувствует себя вполне

самостоятельным человеком. Он работает на сапожной фабрике в Витебске, а

потом переезжает в Псков. Там его посылают в совпартшколу, и вскоре, вступив

в ряды партии, он становится профессиональным партработником -

пропагандистом Псковского горкома ВКП(б).

От тех лет дошла до нас фотография комсомольца Ефима Фомина - слушателя

совпартшколы. Защитная фуражка со звездочкой, юнгштурмовка с портупеей,

прямой и упрямый взгляд - типичная фотография комсомольца конца двадцатых

Ефим Фомин вырос беззаветным рядовым солдатом своей партии. Когда в

1932 году партия решила послать его на политическую работу в войска, он

по-солдатски сказал "есть!" и сменил свою штатскую гимнастерку партработника

на гимнастерку командира Красной Армии.

Началась кочевая жизнь военного. Псков - Крым - Харьков - Москва -

Латвия. Новая работа потребовала напряжения всех сил, непрерывной учебы.

Редко приходилось бывать с семьей - женой и маленьким сыном. День проходил в

поездках по подразделениям, в беседах с людьми. Вечерами, закрывшись в

кабинете, он читал Ленина, штудировал военную литературу, учил немецкий язык

или готовился к очередному докладу, и тогда до глубокой ночи слышались его

размеренные шаги. Заложив руки за спину и по временам ероша густую черную

шевелюру, он расхаживал из угла в угол, обдумывая предстоящее выступление и

машинально напевая свое любимое: "Капитан, капитан, улыбнитесь!"

В Брестской крепости он жил один, и его не оставляла тоска по жене и

сыну, пока еще находившимся в латвийском городке, на месте прежней службы.

Он давно собирался съездить за ними, но не пускали дела, а обстановка на

границе становилась все более угрожающей, и глухая тревога за близких

поднималась в душе. Все-таки стало бы легче, если бы семья была вместе с

из Бреста. Она сказала, что некоторые военные отправляют свои семьи в глубь

страны, и спросила, что ей делать.

Фомин ответил не сразу. Он понимал опасность положения, но, как

коммунист, считал себя не вправе заранее сеять тревогу.

Делай то, что будут делать все, - коротко сказал он и добавил, что

скоро приедет и возьмет семью в Брест.

билета, а на рассвете началась война. И с первыми ее взрывами армейский

политработник Фомин стал боевым комиссаром Фоминым.

года он стал комиссаром на деле. Героями не рождаются, и нет на свете людей,

лишенных чувства страха. Героизм - это воля, побеждающая в себе страх, это

чувство долга, оказавшееся сильнее боязни опасности и смерти.

Фомин вовсе не был ни испытанным, ни бесстрашным воином. Наоборот, было

во всем его облике что-то неистребимо штатское, глубоко свойственное

человеку мирному, далекому от войны, хотя он уже много лет носил военную

гимнастерку. Ему не пришлось принять участие в финской кампании, как многим

другим бойцам и командирам из Брестской крепости, и для него страшное утро

Ему было всего тридцать два года, и он еще многого ждал от жизни. У

него была дорогая его сердцу семья, сын, которого он очень любил, и тревога

за судьбу близких всегда неотступно жила в его памяти рядом со всеми

заботами, горестями и опасностями, что тяжко легли на его плечи с первого

дня обороны крепости.

Вскоре после того как начался обстрел, Фомин вместе с Матевосяном

сбежал по лестнице в подвал под штабом полка, где к этому времени уже

собралось сотни полторы бойцов из штабных и хозяйственных подразделений. Он

едва успел выскочить из кабинета, куда попал зажигательный снаряд, и пришел

вниз полураздетым, как застала его в постели война, неся под мышкой свое

обмундирование. Здесь, в подвале, было много таких же полураздетых людей, и

приход Фомина остался незамеченным. Он был так же бледен, как другие, и так

же опасливо прислушивался к грохоту близких взрывов, сотрясавших подвал. Он

думает ли он, что это рвутся склады боеприпасов, подожженные диверсантами.

Он как бы боялся произнести последнее роковое слово - "война".

Потом он оделся. И как только на нем оказалась комиссарская гимнастерка

с четырьмя шпалами на петлицах и он привычным движением затянул поясной

ремень, все узнали его. Какое-то движение прошло по подвалу, и десятки пар

глаз разом обратились к нему. Он прочел в этих глазах немой вопрос, горячее

желание повиноваться и неудержимое стремление к действию. Люди видели в нем

представителя партии, комиссара, командира, они верили, что только он сейчас

знает, что надо делать. Пусть он был таким же неопытным, необстрелянным

воином, как они, таким же смертным человеком, внезапно оказавшимся среди

бушующей грозной стихии войны! Эти вопрошающие, требовательные глаза сразу

напомнили ему, что он был не просто человеком и не только воином, но и

комиссаром. И с этим сознанием последние следы растерянности и

нерешительности исчезли с его лица, и обычным спокойным, ровным голосом

комиссар отдал свои первые приказания.

С этой минуты и до конца Фомин уже никогда не забывал, что он -

комиссар. Если слезы бессильного гнева, отчаяния и жалости к гибнущим

товарищам выступали у него на глазах, то это было только в темноте ночи,

когда никто не мог видеть его лица. Люди неизменно видели его суровым, но

спокойным и глубоко уверенным в успешном исходе этой трудной борьбы. Лишь

однажды в разговоре с Матевосяном в минуту краткого затишья вырвалось у

Фомина то, что он скрывал ото всех в самой глубине души.

Все-таки одинокому умирать легче, - вздохнув, тихо сказал он

комсоргу. - Легче, когда знаешь, что твоя смерть не будет бедой для других.

Больше он не сказал ничего, и Матевосян в ответ промолчал, понимая, о

чем думает комиссар.

Он был комиссаром в самом высоком смысле этого слова, показывая во всем

пример смелости, самоотверженности и скромности. Уже вскоре ему пришлось

надеть гимнастерку простого бойца: гитлеровские снайперы и диверсанты

охотились прежде всего за нашими командирами, и всему командному составу

было приказано переодеться. Но и в этой гимнастерке Фомина знали все, - он

появлялся в самых опасных мостах и порой сам вел людей в атаки. Он почти не

спал, изнывал от голода и жажды, как и его бойцы, но воду и пищу, когда их

удавалось достать, получал последним, строго следя, чтобы ему не вздумали

оказать какое-нибудь предпочтение перед другими.

Несколько раз разведчики, обыскивавшие убитых гитлеровцев, приносили

Фомину найденные в немецких ранцах галеты или булочки. Он отправлял все это

в подвалы - детям и женщинам, не оставляя себе ни крошки. Однажды мучимые

жаждой бойцы выкопали в подвале, где находились раненые, небольшую

ямку-колодец, дававшую около стакана воды в час. Первую порцию этой воды -

мутной и грязной - фельдшер Милькевич принес наверх комиссару, предлагая ему

напиться.

Был жаркий день, и вторые сутки во рту Фомина не было ни капли влаги.

Высохшие губы его растрескались, он тяжело дышал. Но когда Милькевич

протянул ему стакан, комиссар строго поднял на него красные, воспаленные

бессонницей глаза.

Унесите раненым! - хрипло сказал он, и это было сказано так, что

возражать Милькевич не посмел.

Уже в конце обороны Фомин был ранен в руку при разрыве немецкой

гранаты, брошенной в окно. Он спустился в подвал на перевязку. Но когда

санитар, около которого столпились несколько раненых бойцов, увидев

комиссара, кинулся к нему, Фомин остановил его.

Сначала их! - коротко приказал он. И, присев на ящик в углу, ждал,

пока до него дойдет очередь.

Долгое время участь Фомина оставалась неизвестной. О нем ходили самые

разноречивые слухи. Одни говорили, что комиссар убит во время боев в

крепости, другие слышали, что он попал в плен. Так или иначе, никто не видел

своими глазами ни его гибели, ни его пленения, и все эти версии приходилось

брать под вопрос.

Судьба Фомина выяснилась только после того, как мне удалось найти в

Бельском районе Калининской области бывшего сержанта 84-го стрелкового

полка, а ныне директора средней школы, Александра Сергеевича Ребзуева.

из помещений казармы, когда гитлеровские диверсанты подорвали взрывчаткой

эту часть здания. Бойцы и командиры, находившиеся здесь, в большинстве своем

были уничтожены этим взрывом, засыпаны и задавлены обломками стен, а тех,

кто еще остался жив, автоматчики вытащили полуживыми из-под развалин и взяли

в плен. Среди них были комиссар Фомин и сержант Ребзуев.

Пленных привели в чувство и под сильным конвоем погнали к Холмским

воротам. Там их встретил гитлеровский офицер, хорошо говоривший по-русски,

который приказал автоматчикам тщательно обыскать каждого из них.

Все документы советских командиров были давно уничтожены по приказу

Фомина. Сам комиссар был одет в простую солдатскую стеганку и гимнастерку

без знаков различия. Исхудалый, обросший бородой, в изодранной одежде, он

ничем не отличался от других пленных, и бойцы надеялись, что им удастся

скрыть от врагов, кем был этот человек, и спасти жизнь своему комиссару.

Но среди пленников оказался предатель, который не перебежал раньше к

врагу, видимо, только потому, что боялся получить пулю в спину от советских

бойцов. Теперь наступил его час, и он решил выслужиться перед гитлеровцами.

Льстиво улыбаясь, он выступил из шеренги пленных и обратился к офицеру.

Господин офицер, вот этот человек не солдат, - вкрадчиво сказал он,

указывая на Фомина. - Это комиссар, большой комиссар. Он велел нам драться

до конца и не сдаваться в плен.

Офицер отдал короткое приказание, и автоматчики вытолкнули Фомина из

шеренги. Улыбка сползла с лица предателя - воспаленные, запавшие глаза

пленных смотрели на него с немой угрозой. Один из немецких солдат подтолкнул

его прикладом, и, сразу стушевавшись и блудливо бегая глазами по сторонам,

предатель снова стал в шеренгу.

Несколько автоматчиков по приказу офицера окружили комиссара кольцом и

повели его через Холмские ворота на берег Мухавца. Минуту спустя оттуда

донеслись очереди автоматов.

В это время недалеко от ворот на берегу Мухавца находилась еще одна

группа пленных - советских бойцов. Среди них были и бойцы 84-го полка, сразу

узнавшие своего комиссара. Они видели, как автоматчики поставили Фомина у

крепостной стены, как комиссар вскинул руку, что-то крикнул, но голос его

тотчас же был заглушен выстрелами.

Остальных пленных спустя полчаса под конвоем вывели из крепости. Уже в

сумерки их пригнали к небольшому каменному сараю на берегу Буга и здесь

заперли на ночь. А когда на следующее утро конвоиры открыли двери и

раздалась команда выходить, немецкая охрана недосчиталась одного из пленных.

В темном углу сарая на соломе валялся труп человека, который накануне предал

комиссара Фомина. Он лежал, закинув назад голову, страшно выпучив

остекленевшие глаза, и на горле его были ясно видны синие отпечатки пальцев.

Это была расплата за предательство.

Такова история гибели Ефима Фомина, славного комиссара Брестской

крепости, воина и героя, верного сына партии коммунистов, одного из главных

организаторов и руководителей легендарной обороны.

Подвиг его высоко оценен народом и правительством - Указом Президиума

Верховного Совета СССР Ефим Моисеевич Фомин посмертно награжден орденом

Ленина, и выписка из этого Указа, как драгоценная реликвия, хранится сейчас

в новой квартире в Киеве, где живут жена и сын погибшего комиссара.

А в Брестской крепости, неподалеку от Холмских ворот, к изрытой пулями

стене казармы прибита мраморная мемориальная доска, на которой написано, что

здесь полковой комиссар Фомин смело встретил смерть от рук гитлеровских

палачей. И многочисленные экскурсанты, посещающие крепость, приходят сюда,

чтобы возложить у подножия стены венок или просто оставить около этой доски

букетик цветов - скромную дань народной благодарности и уважения к памяти

4 ноября первый кинопроект Союзного государства Беларуси и России «Брестская крепость» выходит в широкий прокат. Пока только в кинотеатрах России. В Беларуси фильм показывают точечно. Одним из первых в середине июня ленту Александр Лукашенко, в ночь на 22 июня в Брестской крепости состоялась официальная премьера картины, затем фильм вне конкурса был представлен на фестивале белорусского кино, а 5 ноября «Брестской крепостью» откроется кинофестиваль «Лістапад». Вопрос, увидят ли фильм белорусские кинозрители, пока остается без ответа.

По словам автора идеи фильма и его генерального продюсера Игоря Угольникова, фильм, повествующий о событиях героической обороны Брестской крепости, принявшей на себя первый удар фашистских захватчиков 22 июня 1941 года, снят исторически точно и в строгом соответствии с документальной книгой-расследованием Сергея Смирнова «Брестская крепость» .

Во время съемок фильма на территории Брестской крепости были построены уникальные по сложности и объему декорации - Тереспольские и Холмские ворота, мост, казармы, клуб, крепостные стены и т.д. В результате, как заметил генеральный директор киностудии «Беларусьфильм» Владимир Заметалин, получилось не что иное, как «кинолетопись о правде войны» .

В одном ошибся Игорь Угольников: из основных действующих лиц картины - Фомина, Кижеватова и Гаврилова Героями Советского Союза являются только два. Полковой комиссар звания Героя СССР так и не получил, а его сын Юрий надеется, что после выхода фильма отцу дадут хотя бы звание Героя Беларуси.

полковой комиссар Ефим Фомин

На премьеру фильма, которая состоялась 22 июня этого года, Юрий Фомин приезжал вместе с сыном Олегом. При этом оба родственника легендарного Фомина от фильма в восторге и благодарны Игорю Угольникову и режиссеру Александру Котту за создание фильма.

«Из всех фильмов о войне, что я смотрел, этот кажется наиболее исторически достоверным, - говорит внук защитника крепости Олег Фомин , помощник-консультант депутата Верховной Рады Украины. - Много компьютерных эффектов, но они не перебивают основной идеи. Очень хорошо подобраны актеры, причем так, что изначально я и не подумал бы, что, например, Павел Деревянко может быть похож на моего деда. А сравнил с фотографией - правда, похож! После премьеры я общался с ним и спросил: «Тяжело ли было вживаться в роль?» На что он ответил, что и тяжело, и долго . Я знаю, что Деревянко не просто много читал, с ним еще работал научный сотрудник Брестской крепости, посвящал в историю 84-го полка, в котором служил мой дед».



сын и внук полкового комиссара Фомина - Юрий и Олег Фомины

Юрий и Олег Фомины единодушны и в том, что таких фильмов должно быть больше, а молодежь должна знать о подвигах предков.

«У нас на Украине уже столько раз переписали историю, что, наверное, сами уже не знают, где правда, - говорит Олег Фомин. - Я раньше историю знал очень хорошо, а теперь с трудом отвечу на какие-то школьные вопросы. В этой связи фильму надо отдать должное - он на самом деле исторически достоверный».

А ведь не окажись полковой комиссар Ефим Фомин в марте 1941-го в Бресте - а такое вполне могло быть - и фильм «Брестская крепость» лишился бы части сценария. Причем уехал Фомин в Брест, по словам его сына, униженным - по приказу его понизили в должности и неожиданно для всех направили из Литвы в Брестскую крепость.

Но кто и почему накануне Великой Отечественной оклеветал полкового комиссара Фомина? Каким образом спустя годы сыну Юрию удалось отменить этот приказ, а также о многих других фактах из биографии отца рассказывает в интервью для сайт Юрий Фомин, ныне консультант парламентской комиссии по вопросам правовой политики Верховной Рады Украины, автор книги об отце «Человек из легенды».

- Юрий Ефимович, вы по-прежнему считаете, что подвиг вашего отца оценен недостаточно?

Многие участники обороны крепости получили высокие звания Героев СССР - в том числе, так сказать, герои-соратники отца по фильму Гаврилов и Кижеватов. Но мой отец тоже достоин звания Героя! Правда, многие друзья отца недоумевали: они помнили, что еще в крепости сам Смирнов представлял его к этому званию, но он его так и не получил… В свое время я с ветеранами обращался в Президиум Верховного совета СССР за тем, чтобы ему присудили звание Героя посмертно, но звания не дали. Обращались мы и к президенту вашему, Лукашенко. Раз уж нет у отца звания Героя СССР, так дали бы хоть звание Героя Беларуси, ведь он уроженец Беларуси и сражался на ее территории в таких невероятно тяжелых условиях. Но в Беларуси тоже дали отказ, обоснованный тем, что события того времени происходили, когда самой Беларуси еще не было как самостоятельного государства. Но я уверен, если бы Александр Григорьевич проявил свое упорство, звание Героя Беларуси отцу могли бы дать!

Чтобы восстановить все подробности жизни отца вы долго искали его сослуживцев, изучали архивные документы, общались с родственниками… Что удалось узнать в процессе долгих поисков? Каким был ваш отец?

Мой отец рос сиротой, любил учиться, много читал, особенно о войнах, исторических событиях, легендарных личностях. В 1929 году он познакомился со своей будущей женой и моей мамой - Августиной Муравской. Через год родился я, а еще через два в Германии начал зарождаться фашизм, был объявлен партийный призыв в армию, и отец откликнулся на него. Он не имел специального военного образования, но его выручали начитанность и эрудиция, готовность взять на себя самое трудное и одновременно настоящая забота о людях. По многочисленным воспоминаниям его сослуживцев, в неполные 30 лет бойцы называли его «Батя», «отец»! А это о многом говорит…

Служил отец и в 23-й Харьковской стрелковой дивизии, которую называли еще Краснознаменной, а ее бойцы в свое время громили войска Краснова, Деникина, Врангеля и т.д. Во времена Великой Отечественной эта дивизия воевала под Сталинградом, на Курской дуге, освобождала родину отца - Витебщину.

- А что вы помните об отце лично?

- К сожалению, мне только исполнилось 11 лет, когда я видел его в последний раз. Может, именно потому, что отца видел урывками, я помню каждое мгновение нашего общения: и игру в шахматы, и занятия музыкой, и проверку домашних заданий. Я даже помню запах его гимнастерки и портупеи, хрустящих ремней и мыла. Как жаль, что он ушел из моей жизни так рано… Он был строгим и одновременно внимательным, чутким. Очень хорошо помню один момент: я, как и все мальчишки того времени, любил играть «в войну», и отец сделал мне деревянную саблю, которой я очень гордился. Но при игре с ребятами сабля поломалась. Когда отец пришел с работы, я в отчаянии плакал. Увидев это, он сказал: «Не плачь! Сделаю тебе новую». Я с трудом верил в это - ведь он так занят! Не знаю, как он нашел время, но он сделал мне саблю. А я до сих пор жалею, что тогда усомнился в нем, не поверил…

Известно, что отец ваш в Брест попал из-за того, что его оклеветали. Как вы считаете, почему на пике казалось бы блестящей карьеры его неожиданно переводят в Брест с понижением в должности?

Да, действительно, в марте 1941-го перевод отца в Брест был неожиданным. Его сослуживцы рассказали, что тогда перевод Фомина восприняли как выражение доверия к нему: раз переводят в Брест, значит, укрепляют западную границу. Слухи о том, что там неспокойно, уже были. Но нас с мамой мучил вопрос: почему отца унизили накануне войны незаслуженным понижением в должности - сделали заместителем командира по политической части с мотивировкой, что он якобы не справлялся с обязанностями замполита дивизии. Кстати, звание полковой комиссар все-таки оставили.

Изучая архивы Министерства обороны, я долго не мог разобраться - почти везде хорошие характеристики! Но в одной из литовских аттестаций утверждалось, что у комиссара Фомина кабинетный стиль работы и в целом он занимается «гнилым либерализмом». Но сослуживцы утверждали обратное: если отца и можно было застать в кабинете, то очень редко, ведь все время он проводил с бойцами! Кстати, саму дивизию, одну из лучших в Харькове, в этом документе назвали отстающей по всем видам боевой и политической подготовки, и всю вину взвалили на отца. В общем, несоответствие между тем, что я узнал об отце от его сослуживцев, и тем, о чем прочел в архивных документах, было разительным. Все знали: это - оговор. Вероятно, он кому-то сильно мешал, возможно, тем, что часто проявлял несогласие с высшим начальством и был слишком инициативным и самостоятельным.

- Но вы же добились отмены этого приказа о понижении в должности. Расскажите, как!

Я еще успел связаться с одним из тех, кто подписал негативную аттестацию отца, - бывшим заместителем начальника отдела политпропаганды 2-го стрелкового корпуса, в состав которого в 1940-41 годах входила дивизия отца. Первый его ответ был однозначен: «Не знаю, ничего не подписывал». Второй: «Да, подписал». Мол, материалы представила комиссия, сам же в дивизии никогда не был, к Фомину лично претензий не имел. И вдруг неожиданно признался: «По содержанию подписанной мной на вашего отца аттестации видно, что на меня было оказано авторитетное давление. Иначе я бы ее не подписал».

Замначальника отдела так и не сказал этого. Но одного признания в том, что на него оказали давление, было достаточно. Я хотел добиться отмены приказа о понижении в должности, поэтому в сентябре 1989-го направил письмо министру обороны СССР Язову и просил пересмотреть дело отца. После того, как письмо походило по разным управлениям и отделам, мне ответили: оснований для пересмотра дела нет и отмены приказа, соответственно, не будет. Но за честь отца вступились его сослуживцы. По мнению ветеранов, в Министерстве обороны просто не захотели вникнуть в суть дела. Они потребовали от министра еще раз вернуться к делу полкового комиссара Фомина - отправили повторное письмо в 90-м году. В ответном письме из министерства шла речь об отмене ложных обвинений и восстановлении отца в прежней должности военного комиссара посмертно.

- Когда вы видели отца в последний раз?

Вот тогда, на вокзале, когда провожали его 29 марта 1941 года в Брест. Больше - ни разу, ни живого, ни мертвого. Но весточки от него два-три раза доходили: то письмо, то телефонный звонок. Из трех писем, что он написал из Бреста, одно до сих пор как реликвия хранится в моей семье. Он писал маме, что обстановка вокруг трудная, работы в полку очень много, но он постарается вытянуть полк в передовые. Отец верил в лучшие времена, ради чего и трудился. А рано утром 19 июня 1941-го мама в последний раз слышала в трубке голос отца. Отец поинтересовался нашей жизнью, моей учебой, обстановкой в целом.

Мама тогда ему рассказала, что многие командиры отправляют свои семьи на восток, вглубь Союза, и спросила, как нам быть. Отец ответил, что в случае чего, делать как все. И еще пообещал, если получится, приехать за нами. На следующий день он и ордер на квартиру получил, и разрешение на поездку дали. В субботу вечером, 21 июня 1941-го, он уже отправился на вокзал. Только ни на один из поездов не было билетов! Прождал почти до полуночи, а потом, почувствовав неладное, вернулся в крепость. Получается, только лег спать, как сразу, в 4 утра - война. Кстати, именно бойцы 84-го полка, где старшим был мой отец, нанесли первый контрудар немцам!

- Что Вам далось узнать о последних минутах жизни отца?

Есть неточности в дате его смерти. В Брестской крепости на мемориальной доске это 30 июня 1941. Но у меня есть сведения, что погиб он позже - в начале июля. Об этом говорили и его сослуживцы, и есть это в одном из сообщений Министерства обороны. Его расстреляли… Но, наверное, не расстрелять вряд ли могли, ибо роль комиссаров в Красной Армии фашисты хорошо знали. Комиссарами были и Киров, и Куйбышев, и Орджоникидзе и многие другие деятели советского государства. Фашисты боялись их и ненавидели.

Но ваш отец долгое время считался пропавшим без вести. Как вам удалось узнать, что он-то на самом деле - герой?

Пока я не приехал в Брест в июле 1951 года, мы ничего не знали. Но были уверены: без вести пропасть не мог, не такой он был человек! В Бресте узнал, что в результате раскопок в Брестской крепости, проводившихся осенью 1950 года, в одной из казарм в центральной части крепости обнаружены останки 34 советских воинов, сражавшихся с фашистами. Тогда же нашли и командирскую сумку - планшетку, а в ней - полуистлевшие листки ставшего впоследствии знаменитым Приказа № 1 от 24 июня 1941 года, где говорилось об объединении защитников крепости в единый сводный отряд и о создании единого командования во главе с Зубачевым и Фоминым.

Одно оставалось неясным - почему планшетка с приказом найдена в развалинах не у Холмских ворот, где первоначально воевал отец? Уже позже я выяснил с помощью живых соратников отца, что в ночь на 24 июня фашисты подтянули к насыпи Южного острова специальную батарею и прямой наводкой ударили по казармам, обороной которых руководил Фомин. Помещение было полуразрушено, а в его подвалах - тяжелораненые, женщины и дети. Именно поэтому комиссар отдает приказ отходить. К тому же, рядом, справа от Брестских ворот, легче было объединяться и тем самым усилить оборону. Именно здесь он проводит совещание командиров и отсюда рассылает связных с сообщением об образовании единого командования.

Именно после того, как был найден Приказ № 1, мир узнал имена героев обороны Брестской крепости. Вы кого-нибудь из них видели?

Я послал в Москву на имя Ворошилова, тогда заместителя председателя Совета Министров СССР, и в Министерство обороны СССР письмо с просьбой принять меры к розыску оставшихся в живых защитников Брестской крепости и проведению раскопок ее руин, чтобы установить истинную картину обороны крепости. От Ворошилова ответа я не получил, а из Минобороны сообщили, что округ, в котором находится Брест, не имеет возможности для проведения раскопок в крепости. Видимо, чиновников военного ведомства не очень беспокоила судьба героев Брестской крепости. Хотя, скорее всего, для них самым важным было то, что многие из этих воинов вынуждены были пройти фашистский плен, а на любой информации о пленных тогда лежало табу.

Лишь после смерти Сталина писатель и исследователь-историк защиты крепости Сергей Смирнов, по книге которого и снимался фильм, смог докопаться до правды. Я познакомился с ним в 1956 году, когда в Москве впервые собрались вместе защитники Брестской крепости и отмечали 15-летие обороны. Уже в Бресте я встретился с Петей Клыпой, Гавриловым, Филем, Матевосяном. Гаврилова я видел несколько раз, спрашивал, видел ли он отца. Он мне рассказал, что лишь несколько раз получал через связного от него записки о том, что надо объединять силы. По фильму, конечно, трудно понять, что они были в разных частях крепости, а на самом деле это так. Крепость-то большая. Отец и Зубачев были в центральной части, а Гаврилов - в северной.

- Как вы считаете, каких еще героев стоило бы показать в фильме, о ком не сказали?

Конечно, всех показать невозможно, многих героев мы просто не знаем! Достаточно прогуляться по Брестской крепости, чтобы увидеть, сколько там «могил» неизвестным солдатам. В фильме войну мы видим как бы глазами мальчика - прототипа Пети Клыпы - воспитанника музыкального взвода, который под огнем проникал в самые отдаленные уголки крепости, выискивал и приносил бойцам оружие, боеприпасы, продовольствие, воду раненым и детям. Но был еще и его друг Коля Новиков, тоже воспитанник музыкального взвода. Была и Валя Зенкина, дочь старшины музвзвода, которая переходила мост под огнем с обеих сторон, чтобы передать защитникам крепости сообщение о том, что им надо сдаваться или они будут уничтожены. Была и дочь одного из старших политруков - 12-летняя Лида Синаева, доставившая ценнейшие сведения, которые помогли советским войскам предотвратить взрывы многих зданий и промышленных предприятий Бреста, а также железнодорожного моста. Кстати, подвигу Зубачева, мне кажется, надо было тоже уделить внимание, ведь он был руководителем группы бойцов вместе с отцом.

- Известно ли вам что-то о семьях соратников отца?

О судьбе жены и сына майора Гаврилова сам Гаврилов долгое время ничего не знал и не смог узнать даже после окончания войны. Приезжал в Брест, делал запросы в разные инстанции, но напрасно. Предположений было высказано два: или погибли в крепости, или расстреляны в Жабинке вместе с другими семьями командиров.

Демобилизовавшись, Гаврилов уехал на Кубань и со временем снова женился. И вдруг в Бресте, когда его имя было названо среди имен других героев обороны крепости, к нему в гости пришла местная жительница и сообщила, что его первая жена жива, но находится в доме инвалидов, поскольку уже несколько лет парализована. Гаврилов сразу навестил ее и узнал, что сын тоже жив, служит в армии. Он забрал жену с собой в Краснодар, где ее, как родную сестру, встретила вторая жена Гаврилова. Она же и ухаживала за ней до самой ее смерти…